Статьи

В один прекрасный день, наверное, учёные достигнут успеха, и психиатр сможет воочию увидеть зрительные галлюцинации пациента и услышать слуховые. Но до этого ещё далеко, поэтому прокачиваем тщательный сбор анамнеза, внимание к деталям и искусство врачебной догадки. Пациент же пока может пользоваться моментом и оттачивать навыки симуляции. Или диссимуляции, кому что удобнее.

Классика жанра — это эксперимент Дэвида Розенхана, проведённый в Америке в 1973 году. В два этапа. Первый этап: несколько волонтёров (возможно, у психиатров для них нашлись свои эпитеты, но пусть будут волонтёры) пришли в 12 психиатрических больниц с жалобами — мол, голоса одолели. Как вы полагаете, где они оказались? Да, именно там. Потом они дружно заявили своим докторам — тадам, это была научная шутка! Думаете, их тут же отпустили? Ага, щазз. Ты о чём думал, когда на голоса жаловался? О волонтёрских бонусах? Ну, полечись, подумай ещё. Возможно, доктора просто не поверили и решили, что пациент хочет поскорее выписаться. А может быть, решили: «ты пошутил — я тоже посмеялся, теперь моя очередь».

На втором этапе всё было наоборот: докторам по секрету сообщили, что в больницу просочились симулянты и нагло жрут государственный аминазин. Доктора ахнули, обомлели и сразу же нашли негодяев. То-то некоторые хронически больные удивились: столько лет считали шизофреником — и вдруг здоров. Да, медицина творит чудеса!

Что же заставляет людей симулировать или диссимулировать психические заболевания?

С диссимулянтами всё более или менее просто: кому охота, чтобы тебя считали психом? Опять же, палаты люкс в прискорбном недостатке, сервис слишком навязчив и всё такое. С работой, опять же, возможны сложности. Не говоря уже о руле (если только не носить его с собой, отдельно от всей остальной машине).

Скрыть, правда, можно не всё. Умственную отсталость или старческое слабоумие так и вовсе сложно. Белую горячку? Под большим вопросом — то инопланетяне дразнятся и под локоть толкают, то бесы за язык дёрнут, то доктор симптом Ашаффенбурга невовремя проверит. Чуть проще — с голосами, если ты шизофреник: отрицаешь, и баста. Но они-то есть, и бормочут, и приказывают, и зудят, сволочи! И всё равно ведь достанут. Утаить гипоманию — это как дважды два: всё пркрасно, мысли чёткие и быстрые, настроение лучезарное, здоровее человека не бывает! Это потом, когда разовьётся настоящий маниакальный синдром, пропадёт сон, мысли станут резвее газмановских скакунов и потянет на что-то крупномасштабное и сногсшибательное — вот тогда уже приедет барбухайка.

А каковы резоны у симулянтов? К примеру, чтоб не посадили. Дурак — он и есть дурак, что с него взять. Отчего бы не сменить нары на больничную койку? И ущерб для любимого себя не столь велик — бритву на леске глотать не надо (а как иначе сделать себе желудочное или пищеводное кровотечение?). И просить других зека устроить перелом — могут ведь и увлечься. Всё намного проще и изящнее: память отшибло — и весь сказ. Есть симулянты и из числа задолжавших Родине одну сакральную обязанность, ту, что на год, в модном прикиде и с автоматом. Пожаловался на депрессию, а то и на всё те же голоса, поцарапал себя лезвием — и шагом марш обследоваться. Ещё одна причина, модная в наши дни — взять у банка безвозвратный кредит. Ну, и инвалидность — можно не работать и деньги получать. Небольшие, правда, хватит только на ручки от потребительской корзины, но ведь халява! Больные со стажем могут вполне успешно изобразить нейролептический синдром (о нём я как-то уже писал). Зачем они это делают? Чтобы доктор выписал циклодол. Закинул пару-тройку таблеток — и хорошо, и весь такой плавный и расслабленный, и не ходишь, а словно плаваешь в воздухе. Принял чуть больше — и наблюдаешь зрительные галлюцинации. Правда, заранее заказать что-нибудь на три икса сложновато, но всё равно интересно. Если есть сомнение в натуральности нейролептического синдрома, неплохо бы поглядеть, как пациент чувствует себя за дверью: мастеров, способных играть всю дорогу от кабинета до остановки, единицы. Прочие резоны симуляции — это уже казуистика.

Как же быть доктору сейчас, пока научная мысль не доросла до высот объективизации субъективного?

Кто-то советует внимательно проштудировать Алана Пиза. Я не против дополнительного образования и широты взглядов, но тут стоит всё же быть аккуратнее. Дабы не индуцироваться самому. Хотите попробовать? Ну ладно, но я вас предупредил. Читаем книгу, а потом внимательно следим за тем, что и как говорят (и как при этом двигаются) сослуживцы, жена (муж), дети, родня... МАМАДОРОГАЯ! ВРУТ ВСЕ! А на самом деле всё не так страшно. Просто у всех нас есть то, что хотелось бы оставить при себе, о чём умолчать А то развелось тут, понимаешь, исповедников.

Да, можно по мимике, моторике и поведению догадаться, что вам говорят неправду. Или правду, но не всю. Если есть подозрение на грани уверенности, спросите себя — в чём навар? Какова предполагаемая причина? Нет ли тут элементарной стеснительности? Не каждый вопрос приятно слышать и не на каждый хочется отвечать. А некоторые специалисты в силу личностных особенностей (ничего общего не имеющих с профессией), сами по себе довольно бестактны, бесцеремонны и болезненно любопытны. Как часто, сверху или снизу? А что так сразу, я ж на приступы паники пришла пожаловаться!

А чтобы выявить симулянта, нужно прежде всего хорошо знать предмет. Одних смутных подозрений тут недостаточно. Причём знать детально, чтобы в памяти были многие и многие примеры каждого вида патологии. Зачем? А чтобы было с чем сравнить, и чтобы разница в картине настоящей и симулируемой болезни вычислялась интуитивно, на уровне рефлексов. Симулировать так, чтобы обвести вокруг пальца профессионала — это надо уметь, это надо быть не просто актёром, а актёром с дополнительным образованием. Можно сыграть симптом. Можно два. Можно три. А вот знать, какие из них сочетаются и выстраиваются в картину болезни, а какие смотрятся, словно дембельская парадная форма — это уже сложно. Несоответствие будет резать глаз. Если глаз намётан, конечно.

Вот, к примеру, убийца, утверждающий, что он ничего не помнит с момента, как вспылил и взял в руки нож. Ну, только два или три момента — как выбрасывал зачем-то нож, как ложился спать, как долго не мог уснуть, какой был чуткий сон, как снилось что-то тяжёлое, плохое. Для детективного романа вполне сойдёт. Для судебного эксперта-психиатра — сивый мерин врёт складнее, поскольку картина патологического аффекта имеет свои, чёткие и одинаковые для всех случаев критерии и смены фаз. Какие такие обрывочные воспоминания посреди аффекта? Что значит — долго не мог уснуть? Что значит — тяжёлые сновидения? А не свистун ли ты, мил-человек?

Так что учим матчасть до тех пор, пока, по закону диамата, количество информации не трансформируется в качество.

Пациентов разоблачал Максим Малявин, врач-психиатр